так как при условии, что их «представитель» заслужит высокую оценку банковского руководства, для школы могли открыться широкие возможности трудоустройства ее выпускников в последующие годы. Однако у них уже не было выпускников, которые подходили для этой работы. Узнав о такой возможности, я в конце концов убедил руководство школы, хотя сделать это было нелегко, направить туда меня, оговорив, что, если у меня получится, я останусь работать в банке. Если же я не подойду, то вернусь в школу бизнеса, чтобы изучать дисциплины второго года обучения, так что в банке должны были понять, что школа не претендует на то, что студент, присланный ими, вполне подготовленный специалист.

Аналитиков ценных бумаг во времена до биржевого краха называли статистиками. Трехлетний период обвала цен фондового рынка, который вскоре наступил, принес столь дурную славу работе статистиков с Уолл-стрит, что название было заменено на «аналитики ценных бумаг».

Выяснилось, что мне предстоит работать статистиком в подразделении банковских инвестиций. В те времена для банков не существовало юридических ограничений на занятие брокерским или инвестиционным бизнесом. Порученная мне работа была чрезвычайно простой. На мой взгляд, она была и нечестной. Подразделение банковских инвестиций было занято в основном продажей новых выпусков облигаций, приносивших высокий процент, на которых банк зарабатывал внушительных размеров комиссионные - свою долю от синдикатов, гарантировавших их размещение. Не делалось никаких попыток оценить качество этих облигаций или хоть какой-то части продаваемых акций. В тот период, период установившегося рынка продавцов, банк с благодарностью принимал на размещение от своих нью-йоркских партнеров или крупных инвестиционных банкирских домов любую предложенную ими часть синдиката. Затем продавец ценных бумаг, работавший на банк, красочно расписывал своим клиентам, что, мол, у них

имеется статистический отдел, способный отслеживать ценные бумаги, которыми владеют клиенты, и он составляет подробные отчеты по каждой такой бумаге. Реально же весь «анализ» ценных бумаг заключался в том, что сведения о той или иной компании отыскивались в одном из издававшихся солидных справочников типа Moodys или Standard Statistics. После чего кто-либо вроде меня, знавший не больше того, что сообщалось в справочнике, готовил свой отчет, просто изменяя формулировки справочника. Любая компания со значительным объемом продаж неизменно проходила в отчете как «хорошо управляемая» только лишь на основании того, что была большой. Мне не давалось прямых указаний рекомендовать клиентам операции по продаже некоторых ценных бумаг из числа тех, которые я «анализировал», и по покупке других бумаг из числа тех, которыми пытался торговать в этот момент банк, но общая атмосфера поощряла такого рода «анализ».

Закладка фундамента

После того как я столкнулся со столь упрощенным подходом, мне понадобилось совсем немного времени, чтобы осознать, что должен существовать лучший способ. Мне чрезвычайно повезло в том, что мой непосредственный начальник хорошо понимал мою озабоченность и разрешил использовать время на проведение предложенного мной эксперимента. В тот период, то есть осенью 1928 года, существовал огромный спекулятивный интерес к акциям радиокомпаний. Я представлялся покупателям отделов радиотоваров нескольких розничных магазинов Сан-Франциско представителем инвестиционного подразделения банка и интересовался их мнением о трех основных конкурентах отрасли. Все они высказывали на удивление схожие точки зрения. В частности, я многое узнал от человека, который сам был инженером и работал какое-то время в одной из этих компаний. Одна из них, а именно Philco, находившаяся в личной собственности, что, с моей точки зрения, было

некстати, поскольку ее акций не было на рынке, разработала модели, вызывавшие особый рыночный интерес. Будучи эффективным производителем радиотоваров, она увеличивала свою долю рынка к немалой для себя выгоде. RCA поддерживала свою долю рынка примерно на одном уровне, тогда как третья компания, бывшая тогда фаворитом фондового рынка, страшно пробуксовывала, и можно было отчетливо разглядеть признаки надвигавшейся на нее беды. Ни одна из компаний не входила в сферу непосредственных деловых интересов банка, поскольку он не работал с акциями радиокомпаний. Тем не менее отчет, содержавший эти оценки, как мне показалось, существенно упрочил мое положение в банке, поскольку многие ключевые его сотрудники, видевшие отчет, имели личную заинтересованность, так как участвовали в спекуляциях этими акциями. Нигде в материалах компаний Уолл-стрит, обсуждавших «горячие» акции радиокомпаний, я не нашел ни единого слова о проблемах, которые, бесспорно, надвигались на фаворита спекулятивных операций.

В последующие двенадцать месяцев, по мере того как фондовый рынок продолжал свою безрассудную, но веселую гонку, в которой большинство акций поднимались на новые высоты, я с нарастающим интересом замечал, что акции компании, которую, как я вычислил, ожидали серьезные неприятности, начинали все ниже и ниже падать на фоне повышающегося рынка. Это был мой первый урок того, что позднее стало одним из основных принципов философии инвестирования: чтения опубликованных финансовых документов, касающихся положения дел в компании, никогда не может быть достаточным для обоснования инвестиций. Один из важнейших шагов на пути к благоразумному инвестированию должен состоять в выяснении состояния дел в компании у людей, непосредственно знакомых с ними.

На этой ранней стадии я, однако, не сделал еще следующего логического шага на пути к созданию такой философии: помимо сказанного необходимо как можно больше