Все это аукнулось Ливермору, когда Дороти познакомилась с очень красивым агентом казначейства, специалистом по сухому закону, по имени Дж.Уолтер Лонгкоуп. У нее появился любовник. Лонгкоуп был печально известен своей тайной работой в Нью-Йорке в 1927 году. Красивый, как звезда экрана, он бьш очень похож на Гари Купера.

Лонгкоуп входил в группу сборщиков налогов, которые выдавали себя за ненасытных студентов, жаждущих веселья. Они схватили с поличным яркую Тексэс Гинан, известную в 1920-х годах женщину, которая держала один из самых больших незаконных баров в Нью-Йорке.

Говорят, Лонгкоуп рассказывал, что его секретная группа потратила 7000 долларов с расходного счета на выпивку и еду, добывая решающие улики для знаменитой облавы, которую он провел в клубе "300", принадлежащем Гинан. После облавы начался широко освещаемый в прессе процесс, на котором Лонгкоуп был свидетелем. Гинан была оправдана. У нее бьшо много друзей в высших кругах.

Дороти в конечном итоге подала на развод и временно переехала в Рено, Невада, со своим новым любовником, агентом Лонгкоупом. В пятницу, 16 сентября 1932 года, она развелась с великим финансистом на основании того, что он оставил семью. Они состояли в браке с 2 декабря 1918 года - 14 лет. Дороти сохранила за собой опекунство над мальчиками.

Судья Томас Моран сидел на скамье для слушаний. Для того, чтобы объявить развод действительным, Ливермор должен бьш сам взойти на трибуну и подтвердить, что он оставил свою жену 15 июля 1931 года. Когда он говорил, он смотрел на Дороти, которая повзрослела, но по-прежнему бьша красива. Он сказал то, что от него требовалось. Судья Моран вынес решение о расторжении брака.

Ливермор и Дороти покинули зал суда несколько минут спустя, они шли бок о бок, не говоря ни слова. Она в последний раз взглянула на него. Они молча стояли так в вестибюле зала суда, лицом к лицу. Ливермор покачал головой и ушел.

наделала дел на твой персидский ковер за двадцать тысяч долларов".

Они снова до упаду смеялись, глядя на то, как Ливермор встал и лично проводил корову из библиотеки, подзывая при этом Дороти и дворецкого.

Дороти служила прекрасным контрастом Ливермору. Она бьша его зеркальным отражением, его идеальной парой, и он это знал. Она бьша непосредственной, он бьш сдержанным; она выкладывала все, что приходило ей в голову, но никто не знал, что на уме у Ливермора. Вместе они служили друг другу прекрасным дополнением, и они оба это знали.

Лучшие годы Ливермора, как в личной жизни, так и в его деятельности на рьшке, пришлись на 1920 и 1930 годы. Он вступал в 1930-е с великими надеждами, но столкнулся с растущими серьезными личными проблемами. Дороти сильно пила и они постоянно дрались. Мальчиков всегда отсылали в школу или в летний лагерь. Они чувствовали себя отвергнутыми своими родителями и, в результате, избегали их.

Джесси-младший, необыкновенно красивый, подвижный мальчик, становился мужчиной и начал попадать в неприятности. У него бьши сложности в школе, он дрался с обоими родителями, когда оставался на лето дома.

Самого Ливермора всегда привлекали красивые женщины. Статистки были его ахиллесовой пятой. Благодаря его влиятельности, деньгам и загадочности в нем бьшо нечто таинственное. Женщины тянулись к нему как мотьшьки к огню. Статистки и актрисы бьши для него прекрасным обрамлением. Он мог назначать им свидания, выводить их в свет, прекрасно проводить время, а затем он обычно о них забывал и двигался дальше - к новой связи.

Но его связи на стороне постоянно достигали ушей Дороти. Она это ненавидела. Ей было 18, когда она вьппла за него замуж, и у нее не бьшо опыта общения с другими мужчинами, кроме Ливермора. Она бьша разочарована и обижена. Он бьш любовью всей ее жизни и она чувствовала, как он от нее отдаляется.

Дороти немедленно подошла к Лонгкоупу, который стоял в углу. Она взяла его за руку и вернулась в зал суда. Она улыбнулась судье Морану, который ответил ей улыбкой, прежде чем начал церемонию бракосочетания. Позднее она говорила своим сыновьям, что была одинокой женщиной целых двадцать минут.

Это напомнило Ливермору о его первом разводе в Рено -с Нетти Джордан 2 декабря 1918 года, и его свадьбе с Дороти на следующий день - история повторялась.

Ливермор следовал тому же плану выплат, что был у него при первом разводе. Он отдал Дороти все, что она хотела: дом, драгоценности, трастовый фонд на сумму 1 миллион долларов на ее имя и на каждого из мальчиков, а также специально отобранный портфель ценных бумаг на фондовом рьшке, стоимостью в 1 миллион долларов.

Ливермор всегда бьш уверен, что сможет заработать себе еще денег. Все, что ему было нужно, это приличная ставка, чтобы продолжать работать на рьшке, так отчего же не дать своим бывшим женам то, что они хотели?

Первым делом после свадьбы с Лонгкоупом Дороти продала портфель акций стоимостью 1 миллион долларов, который выбрал для нее Ливермор. Она купила облигации железной дороги. Она была зла, очень зла. Она стала пить больше. Позднее "надежные" облигации железной дороги стали стоить копейки; дороги стали совсем дешевыми; к 1950-му году акции, которые Ливермор для нее выбрал, выросли в цене до 50 миллионов долларов. Но ей было все равно. Она хотела уничтожить все, напоминающее ей о прошлом. Но он так никогда по-настоящему и не исчезнет из ее жизни. Она говорила о нем по крайней мере один раз в день, каждый день до конца жизни.

Ливермор уехал из Рено и вернулся в Нью-Йорк. Он сильно упал духом. Он погрузился в глубокую черную депрессию. Та черная туча, которая никогда не отходила от него далеко, теперь его полностью накрьша.

Вскоре после развода Ливермор познакомился с Гарриет Метц Ноубл из Омахи, Небраска. Они познакомились в Нью-Йорке по милости Александра Моора, который представил их друг другу во время коктейля в его пентхаусе в Нью-Йорке. Их влекло друг к другу, и они тут же стали вместе проводить вечера, особенно в клубе "Сторк", где Ливермора очень хорошо знали; он бьш близким другом владельца, Шермана Биллингсли. В клубе "Сторк" каждый уважающий себя человек должен был бывать и там его должны были видеть.

Однажды вечером, когда Гарриет и Ливермор зашли туда поздно вечером, чтобы чего-нибудь вьшить, в зал вошел Джорджи Джессел, большой остряк и церемониймейстер. У него всегда про запас бьша куча сюрпризов. В тот вечер с ним под руку вошла потрясающе красивая негритянка. Она возвышалась над головой Джорджи по меньшей мере на фут. Неписаный закон клуба "Сторк" гласил, что присутствие в нем чернокожих нежелательно. Джессел об этом знал. Тем не менее, он подошел к метрдотелю и спросил, есть ли свободный столик. Метрдотель тут же пошел к Биллингсли и спросил у него, что делать.

Биллингсли встал из-за стола и подошел к Джесселу и его спутнице.

В комнате воцарилась тишина, когда Биллингсли заговорил: "Джорджи, ты заказывал столик? Метрдотель говорит, что нет".

Джессел приобнял свою спутницу и сказал: "Да, Шерман, у меня заказан столик в клубе "Сторк", и он был заказан очень важным лицом очень давно".

"И кто бы это мог бьпгь, Джорджи?" - спросил Биллингсли.

"Авраам Линкольн. Он заказал мне столик".

Компания разразилась смехом. Ливермор встал из-за стола и подошел к Джесселу, которого не раз приглашали на вечеринки в его дом в Грейт Нет.

"Привет, Джорджи", - сказал Ливермор. - "У меня есть место за столиком для тебя и для твоей высокой спутницы, лак почему бы вам к нам не присоединиться".

"С удовольствием, Джей Эл. Всегда приятно присоединиться к джентльмену". Они прошли к столику, и в комнате снова все пришло в норму.

"На следующий день Биллингсли позвонил и поблагодарил Ливермора за помощь в разрешении ситуации прошлым вечером.

Гарриет была зажиточной женщиной, ее семья владела пивоварней "Метц" в Омахе. После того, как они с Ливермором встречались на протяжении шести месяцев, они решили пожениться.

28 марта 1933 года Ливермор и 38-летняя Гарриет поженились в Женеве, Иллинойс. Медового месяца не бьшо.

Это бьш пятый брак Гарриет. Все четверо ее предьщущих мужей покончили жизнь самоубийством.

Новобрачные немедленно переехали в красивый номер, занимавший целый этаж в гостинице "Шерри Недерлэнд" на Пятой Авеню, напротив Сентрал Парк. Апартаменты состояли из прекрасной гостиной и столовой, библиотеки и двух больших спален.

30 мая 1933 года Конгресс принял Закон о ценных бумагах и биржах. Комиссия по ценным бумагам и биржам бьша сформирована в 1934 году, во главе с Джозефом Кеннеди, который и составил правила Комиссии по ценным бумагам и биржам. Президент Рузвельт попросил Кеннеди составить законодательную базу, которая могла бы использоваться постоянно и выдержать испытание временем.

Считается, что Рузвельт с улыбкой сказал Кеннеди: "Джо, поскольку ты, вероятно, делал на фондовой бирже все, что только можно для того, чтобы заработать деньги, я считаю, что могу с уверенностью предположить, что ты тот самый человек, который может написать новые правила". В качестве вознаграждения Кеннеди впоследствии бьш назначен послом в Великобритании, очень престижный пост. Кеннеди был учеником Эндрю Карнеги, великого воровского стального барона, который сказал: "Деньги всегда освящают себя в

следующем поколении". Кеннеди хотел начать уже в первом поколении. У него бьшо несколько сыновей, чтобы стать президентами и много грехов, которые следовало замолить.

Эти новые правила изменили характер рынка; теперь компания, выпускающая в обращение акции, должна бьша действовать в рамках правил. Целью правительства бьша защита покупателей. Характер рынка на некоторое время поменялся, но человеческая природа не изменилась в мгновение ока. Ливермор изучал новые правила и размышлял над тем, придется ли ему менять свои правила и стратегию, чтобы приспособиться к новым правилам. Позднее он с улыбкой говорил: "Никаких серьезных изменений делать не нужно, несмотря на то, что начали действовать новые правила".

Дороти, бывшая жена Ливермора, поклялась, что после развода она никогда больше не вернется в Эвермор. Она больше не хотела иметь ничего общего с поместьем. Но ее мучили воспоминания. Она все же вернулась туда и прожила там некоторое время. У нее бьшо несколько маленьких собачек. Она отказывалась выводить их на прогулки по обширному поместью. Она ничего не делала для того, чтобы они не мочились и не испражнялись на бесценные персидские ковры. Когда ковры стали слишком грязными, и зловоние стало слишком сильным, она велела свернуть их и выбросить.

Фундамент одной из комнат особняка просел на три дюйма. Комната накренилась в сторону воды. Однажды Дороти и дворецкий зашли в комнату и отцентрировали антикварную мебель, отпилив соответствующие ножки. Под пилу попали ножки стола Луи XIV стоимостью 100 ООО долларов, а также несколько других предметов сходной ценности.

В конце концов она собрала некоторые предметы мебели, ковры, произведения искусства и сувениры и перевезла их в свою квартиру в Нью-Йорке.

Когда пришло время платить налоги, она отказалась их выплачивать. Она переслала соответствующее письмо Ливермору ц велела ему уплатить их. Он ее проигнорировал. Ее