в этом смысле рациональность и знание о рациональности являются социальным, а не только индивидуальным феноменом.

Олигополия является просто наиболее очевидным примером. Логически та же самая проблема возникает при наличии двух монополий на двух различных рынках. С практической точки зрения второй случай может и не быть связан с такими затруднениями при условии, что связи между этими рынками достаточно слабы и сами монопольные отрасли достаточно малы в сравнении с экономикой в целом, так что данным взаимодействием можно пренебречь. Однако это взаимодействие не может быть нулевым, а может быть и значительным. Когда, как это обычно представляется в литературе, стороны торгуются, достигая в результате точки на контрактной кривой, то в простейшем случае для этого требуется наличие «общего знания» предпочтений торгующихся сторон и их производственных функций. Очевидно, что требования к знаниям в данном случае намного превышают аналогичные требования для системы с заданными ценами. Экономисты-классики бьши совершенно правы, подчеркивая важность ограниченности знаний. Если бы каждый из агентов располагал полной моделью экономики, рука, управляющая экономикой, бьша бы на самом деле очень видимой.

При таких предпосылках касательно знаний превосходство рынка над централизованным планированием исчезает. Фактически при этом каждый индивидуальный агент использует столько же информации, сколько потребовалось бы плановику, осуществляющему руководство экономикой из центра. Этот довод серьезно ограничивает применимость аргумента о том, что права собственности являются достаточным условием для достижения общественной рациональности даже в отсутствие конкурентной системы (Коуз, I960).

Можно, как это делают многие авторы, рассмотреть процесс торга, при котором индивиды располагают ограниченным знанием о функциях полезности друг друга (аналогичным образом можно построить теорию олигополии, где олигополисты располагают ограниченными знаниями о функциях издержек остальных олигополистов, см.: Arrow, 1979). Как ни странно это звучит, напрашивающиеся заключения, что ограниченное знание означает меньшее количество информации, чем полное знание, и что оптимизация в условиях ограниченного знания наверняка требует более сложных расчетов, совсем не очевидны. Если индивиды располагают частной информацией, другие формируют некоторого рода догадки о ней. Эти догадки должны стать общим знанием для того, чтобы можно было применить гипотезу рациональности. Но последняя предпосылка требует столь же обширных знаний и столь же неправдоподобна, как и всеобщее знание частной информации. Далее, применительно к каждому индивиду проблема оптимизации, основанной на догадках (в рациональном мире они представляют собой вероятностные распределения) о частной информации, которой располагают остальные индивиды, является более сложной, а значит, и требующей более значительных расчетов, чем оптимизация в условиях, когда частная информация отсутствует.

РАЦИОНАЛЬНОЕ ЗНАНИЕ И НЕПОЛНОТА РЫНКОВ. Из изложенного выше можно сделать вывод, что в конкурентном мире требования к информации значительно ниже. Но я утверждаю, что для получения данного вывода необходима совершенная, а не просто чистая конкуренция и что критерий совершенной конкуренции намного более строг, чем, видимо, предполагал Чемберлин. Полная система общего равновесия, описанная Дебрё (Debreu, 1959), требует рынков для всех условных благ (contingencies) для всех будущих периодов. Такая система не может существовать. Во-первых, количество цен было бы столь велико, что поиск стал бы непреодолимым препятствием; т.е. ценность знания не слишком важных цен (связанных с событиями, отдаленными во времени или имеющими более низкую вероятность) была бы ниже издержек, а это означает, что такие рынки не могли бы существовать. Во-вторых, рынки условных благ, получение которых зависит от событий, наблюдаемых лишь отдельными индивидами, не могут существовать по определению.

В любом случае мы точно знаем, что многие, а фактически - большинство рынков не существуют. Когда рынок не существует, возникает пробел в информации, необходимой для принятия индивидом решения, и этот пробел должен быть заполнен какой-либо догадкой точно так же, как в случае с властью над рынком. Действительно, между ситуацией власти над рьшком и неполнотой рынков можно провести сильные аналогии, несмотря на то что они внешне представляются совершенно разными явлениями.

Разрешите мне проиллюстрировать это на примере равновесия при рациональных ожиданиях. Благодаря тому что потребление и производство происходят во времени, решения, принятые сегодня, имеют ожидаемые последствия в будущем. Маршалл (Маршалл, 1920, кн. 5, гл. 3-5) был, пожалуй, первым экономистом, придавшим значение этой проблеме. В этих целях он ввел туманные и путаные понятия краткосрочных и долгосрочных периодов, но главное в том, что он по крайней мере признал связанные с этим трудности, а именно то, что некоторые из важных условий торговли не являются наблюдаемыми на рынке величинами. (Почти во всех остальных исследованиях имплицитно или эксплицитно предполагалось стационарное состояние, в котором информация об относительных ценах в будущем и относительных ценах между настоящим и будущим периодами практически всегда доступна. Вальрас (Walras, 1874, lessons 23-25) претендовал на рассмотрение динамического состояния с чистым накоплением капитала, однако невольно впал в противоречие, отмеченное Джоном Иту-эллом в его неопубликованной диссертации. Аргументы Вальраса действуют лишь в стационарном состоянии.) Маршалл фактически ставил текущие решения (включая решения о сбережениях и инвестициях) в зависимость от ожиданий. Но ожидания не были полностью произвольными, в отсутствие возмущающих воздействий они должны стремиться к правильным значениям. Хикс (Hicks, ch. 9-10) представлял зависимость текущих решений от ожиданий в еще более явной форме, но меньше говорил об их соответствии реальности.

Как уже отмечалось, полная конкурентная модель общего равновесия включает рынки всех будущих благ и (чтобы учесть фактор неопределенности) всех условных благ, получение которых зависит от наступления будущих событий. Не все из этих рынков существуют. В соответствии с новой теоретической парадигмой рациональных ожиданий ожидания каждого индивида формируются на основе правильной модели экономики, т.е. фактически той же самой модели, которую использует эконометрик. В мире конкурентных, находящихся в равновесии рынков индивидуальному агенту требуются ожидания только цен, а не количеств. Хорошее изложение основной литературы по рациональным ожиданиям дают Лукас и Сарджент (Lucas and Sargent, 1981). Поскольку мир характеризуется неопределенностью, ожидания принимают форму вероятностных распределений, и ожидания каждого из агентов зависят от доступной ему или ей информации.

Таким образом, со знанием дело обстоит примерно так же, как с властью над рынком. Чтобы сохранить рациональность, каждому агенту нужно иметь модель экономики в целом. Издержки приобретения знаний, которые так подчеркивали сторонники системы рыночных цен, противопоставляя ее централизованному планированию, исчезли; каждый из агентов по определению ювлечен в сбор обширной информации и обработку данных.

Теория рациональных ожиданий является стохастической формой совершенного предвидения. Не только практическая реализуемость, но даже логическая корректность этой гипотезы была давно оспорена Моргенштерном (Morgenstorn, 1935). Аналогично социолог Роберт К. Мертон (Merton, 1957) утверждал, что прогнозы могут быть либо самоопровергающимися, либо самосбывающимися; это означает, что само существование прогноза может сказаться на поведении таким образом, что прогноз будет опровергнут (или оправдается прогноз, который в другой ситуации оказался бы ложным). Связанные с этим логические проблемы бьши рассмотрены Грюнбергом и Модильяни (Grunberg and Modigliani, 1954), атакже Саймоном (Simon, 1957, ch. 5). Употребляя термины Мертона, они утверждали, что всегда существуют самосбывающиеся прогнозы. Если поведение постоянно меняется в зависимости от прогнозов, а их будущая реализация является непрерывной функцией поведения, то существует прогноз, который прию-дит к реализации самого себя. Из этих аргументов следует, что нельзя отрицать вероятность рациональных ожиданий. Но они требуют не только наличия обширных знаний «первого порядка», но и «общего знания», поскольку предсказания будущего зависят от его предсказаний, сделанных другими индивидами. Помимо требований к информации следует также отметить, что вычисление неподвижных точек по сути своей является более сложным, чем оптимизация.

Рассмотрим теперь сигнальное равновесие, первоначально изученное Спенсом (Spence, 1974). У нас есть большое число работодателей и рабочих и свободный вход на рынок труда. Власть над рынком в обьином понимании этого термина отсутствует. Способности каждого рабочего являются частной информацией, которая известна этому ра-