Ответ на этот вопрос зависит от цели того или иного исчисления ценности жизни. Если эта цель заключается, к примеру, в определении того, сможет ли программа по спасению человеческих жизней набрать достаточное количество голосов, то на включение определенных показателей в такую оценку могут быть наложены законодательные ограничения.

Интересы, связанные с продлением жизни, не ограничиваются перечисленными выше. Так, существуют оценки потерь валового национального продукта, вызванных смертью одного индивида (Rice, 1967; Hartunian, Smart and Thomson, 1981, p. 41-56). В этих работах «ценность» жизней мотоциклистов, ехавших без мотоциклетного шлема и погибших в дорожных происшествиях, приблизительно определялась как величина дисконтированного дохода, полученного на протяжении всей жизни людьми со сходными характеристиками (по большей части - молодыми людьми без иждивенцев). Однако при таком методе оценки понять, кто же несет соответствующие потери, вовсе не так легко. Погибший мотоциклист лишает общество части потенциального ВНП, но ведь исчезает и потенциальный потребитель большей части этого продукта, т.е. сам погибший. Экономика страны как бы «не замечает» его отсутствия - с тем же успехом он мог бы, скажем, переехать в другую страну. Конечно, можно также учесть и уже уплаченные им налоги, и истощимые общественные блага, уже потребленные им, но это и так уже сделано при его жизни. Таким образом, его уход из жизни ничего не значит с точки зрения экономики страны в целом. Сам такой подход к определению ценности утраченной жизни легко довести до абсурда, если заметить, что при небольшой экстраполяции предложенного метода [путем подсчета доходов неродившихся граждан] одни аборты «обходятся» экономике Соединенных Штатов в четверть триллиона долларов убытков каждый год.

ЗАБОТА О ЖИЗНИ ДРУГИХ

До сих пор проблема ценности жизни рассматривалась нами только с позиций своекорыстного интереса (selfish interest). Но как быть с чувством сострадания к согражданам, чья жизнь подвергается опасности; как учесть бескорыстную заинтересованность в уменьшении числа тех, кто подвергается высокому риску из-за своей бедности? Какие обязательства по обеспечению безопасности граждан ложатся на правительство и с каких позиций оно должно оценивать регулирующие или бюджетные меры, которые, как ожидается, могут спасти то или иное количество жизней?

Вопрос тем более серьезен, что многие из числа мероприятий, нацеленных на сокращение смертности, относятся к категории общественных благ. На рынке можно приобрести мотоциклетные шлемы, противопожарные датчики и ремни безопасности, но если общество заинтересовано в более эффективном лечении коронарных болезней сердца, то следует ожидать, что финансирование соответствующих медицинских исследований возьмет на себя государство (правда, не

обязательно наше - в отличие от расходов, связанных с регулированием опасных видов деятельности или мерами по спасению попавших в беду, в этом случае есть шанс воспользоваться результатами, полученными в других странах).

С учетом изложенного, как же должно правительство расценивать последствия тех или иных мер, по снижению смертности - с учетом того, что такие меры требуют бюджетных расходов или заставляют граждан страны нести определенные издержки, связанные с государственным регулированием?

Для рассмотрения этого вопроса примем две предпосьшки: 1) каждой семье достается одинаковая доля потенциальных выгод от принятых программ; 2) эти программы предоставляют людям разные выгоды в зависимости от возраста, богатства, профессии, состояния здоровья или места жительства. «Одинаковая доля» для каждого человека может пониматься двояко: как равное сокращение некоторого смертельного риска или как равное увеличение ожидаемой продолжительности жизни, - различие между этими двумя показателями вызывается в основном возрастом конкретного индивида. Однако если «потенциальным пользователем» считать семью как целое, то все различия в возрасте будут усреднены; к тому же тем самым снимается проблема, следует ли считать ребенком плод в утробе матери? Предположим также для простоты, что раз ожидаемое сокращение смертности касается всех граждан в равной степени, то и связанные с ним трансфертные платежи также одинаковы для всех. Эта предпосьшка, безусловно, нереалистична и вводится только из соображений краткости дальнейшего изложения.

В первом приближении вполне можно предположить, что законодатель или администратор должен подходить к программам, сокращающим смертельный риск, точно так же, как к мерам по увеличению производительности, сбережению рабочего времени, уменьшению монотонности труда, организации досуга работников или облегчению страданий больных обычными несмертельными болезнями (Shelling, 1968; Mishan, 1971; Zeckhauser, 1975). В частности, можно сравнить приращение благосостояния тех, кого затрагивает сокращение смертности, с приращением их благосостояния вследствие снижения налогов или уровня цен. Как и в общем случае, ценность каждого из этих благ может отличаться для разных людей, даже если программа по сокращению смертности трактует всех одинаково. В этом отношении сокращение смертельного риска не отличается от остальных благ.

Отличие такого блага, как спасение жизни, от всех остальных заключается в другом: очень маловероятно, что те, кто выигрывает от снижения и без того очень небольших рисков смертельных исходов, при необходимости окажутся в состоянии адекватно определить ценность для них этого блага. Публичные слушания о целесообразности установления светофоров, организованные с тем, чтобы вьшвить их ценность в деньгах, выглядят куда естественнее, когда назначение светофоров сводится к предотвращению дорожных пробок, чем когда они нужны прежде всего для спасения жизней детей. С другой стороны, стоит принять тот принцип, что если за сокращение смертности все платят по-

ровну, то и все положительные эффекты принятых мер должны быть пропорциональны количеству спасенных жизней (или, если угодно, количеству спасенных лет жизни, см. ниже), - это позволит сэкономить на сборе информации. В самом деле, если спасенные жизни ценятся одинаково вне зависимости оттого, бьши ли они спасены вследствие установки светофоров, исследований в области борьбы с раковыми заболеваниями или более эффективной работы полиции по предотвращению преступлений против личности, то любая достоверная оценка «ценности спасенной жизни» может использоваться повторно без дополнительных обоснований (если, конечно, состав населения на данной территории не слишком сильно изменился с тех пор, как бьша проведена такая оценка). Верно, что оценки такого рода производятся нечасто (если производились где-либо вообще), но то же самое можно сказать, например, об экономической ценности уменьшения шума: отсутствие оценок и в том и в другом случае нельзя относить к недостаткам теории.

Настоящие трудности возникают тогда, когда разные люди имеют неодинаковые возможности воспользоваться плодами подобной программы; особенно тогда, когда в мерах по снижению риска заинтересованы прежде всего люди бедные или по воле случая оказавшиеся близко от места какого-либо опасного вида деятельности. Тогда разворачиваются всем хорошо известные дискуссии: экономисты, как правило, утверждают, что если те, кто выиграет от сокращения подобных рисков, собираются оплачивать соответствующие программы, то решающее значение имеют именно их оценки. И хотя выявить подлинные оценки нелегко, но можно полагать, что бедные люди оценят сокращение риска по сравнению с другим благами, которые можно купить за деньги, ниже, чем богатые.

Отсюда один шаг до следующего заключения: если увеличение безопасности для бедных все же происходит за счет богатых, то бедные должны иметь право вместо сокращения опасного для их жизни риска потребовать наличные деньги, которые они смогут потратить по своему усмотрению на более ценные для них вещи. Вместе с тем по чисто институциональным причинам средства, предназначенные для сокращения смертельных рисков, редко когда могут быть потрачены каким-либо альтернативным образом, даже если он более желателен для тех, кому адресованы соответствующие программы.

На этот аргумент экономической теории трудно что-либо возразить. В тот момент, когда «Титаник» столкнулся с айсбергом, спасательные шлюпки бьши предусмотрены только для первого и туристического классов - предполагалось, что пассажиры низших категорий должны пойти ко дну вместе с кораблем. Хотя такое решение бьшо эффективным с экономической точки зрения, это еще не делает его привлекательным. И даже если бы для бедных людей бьши устроены специальные рейсы на переполненных кораблях без первого класса и без спасательных шлюпок, - все равно и это решение легко признать недопустимым, причем на таких основаниях, которые нелегко опровергнуть простой ссьшкой на экономическую эффективность.