хитрость. Дарования и подвиги Улисса не уступают дарованиям и подвигам Ахилла ни в их фактическом способствовании развитию спортивных состязаний, ни в том блеске, которых! они придают коварным спортсменам на фоне их товариией. Хитрость в мимике является первым шагом в уподоблении профессиональному спортсмену, которое происходит у х!олодого человека после зач!!сления в какую-либо ирест1!жную школу для по.чучения какого бы то ни было, среднего или высшего, образования. И этот об.лик хитрого малого, в котором хитрость является чертой украшающей, всегда заботливо поддерживается людьми, 4eii серьезный интерес заключается в спортивных состязаниях, бегах или других соревнованиях, носящих такой же сопернический характер. В качестве еще одного указания на духовное родство двух крайних социальных грунн можно заметить, что преступники, члены н1!зщей социальной группы, обычно в значительной степени обнаруживают этот облик хитрого малого и что они очень часто обнару-жива!от такое же театральное преувеличение этого облика, какое часто наблюдается у юных соискателей спортивных почестей. Это, между прочим, самый четкий признак того, что в обиходе 1!азывается твердостью в юных претендентах на дурпую репутацию.

Хитрый человек, можно заметить, не представляет для общности никакой экономической ценности - разве что нри достижени!! мошеннических целей в сношеи!!и с другим!! общностями. Он не имеет своей целью содействие жизненному процессу всей общности. В лучшем случае его функцией в ее прямом экономическом значен!!и является превращение экономической сзгщности коллектива в продукт, чуждый процессу коллективной жизни, - почти по аналогии с тем, что в мед1!циие было бы названо доброка-чествен1!0й опухолью, но при этом с некоторой тенденцией к переходу той неопределенной границы, которая отделяет доброкачественные опухоли от злокачественных.

Хищнический нрав или хищническая духовная позиция включает в себя две варварск1!е черты: злобность и коварство. Oi!H являются выраже1!иями чисто эгоистического склада ума. Они обе чрезвыча!"!но полезны в целях получения личных выгод в жизни индивидом, заботящимся о до-стингснии завистнического успеха. И та и другая обладают также большой «эстетической ценностью». И та и другая воспитаны денежной культурой. Но для коллективной жизни с ее задачами ни та ни другая не представляют собой никакой пользы.

ГЛАВА XI ВЕРА В УДАЧУ

Еще одна побочная черта темперамента варвара - склонность к азартным играм. Она представляет собой сопутствующую особенность, находя почти повсеместное распространение среди людей, увлекающихся спортом, и людей, предающ!/хся воинственным и соперническим заня-тия-м вообще. Эта черта также имеет непосредственное зкономическое значение. Опа оказывается препятствием для новыщения эффективности производства в целом - во всяком обществе, где она находит заметное распространение.

Пристрастие к азартным играм едва ли нужно отно-С1!ть к разряду черт, свойственных исключ!1тельно хищническому типу человеческой природы. Главный фактор азартного нрава - вера в удачу; а эта вера, по-видимому, берет свое начало, ио крайней мере в слагающих ее элементах, на той ступени эволюции человека, которая намного предшествует во време1!и хищнической культуре. Вполне возможно, что именно в условиях хищничества вера в удачу приобрела форму пристрастия к азартным играм, став таким образом главным эле.ментом темперамента спортивного склада. Той особенной формой, в которой она встречается в современном обществе, эта вера обязана, вероятно, сохраняющимся хищническим порядкам. Но по существу, она сложилась задолго до хищнической стадии развития культуры. Вера в удачу - одна из форы анимистического воспр1!ятия действительност!!. Такое восприятие было характерно в основном на ранш!Х этапах культуры, !!а протяжении какого-то времени оно претерпевало соответствующие изменения и уже на более поздней стадии было унаследовано обществом в особой форме, проднктовап!!ой хищническ1ш укладом жизни. Во всяком случае, веру в удачу нужно рассматривать как архаическую черту, унаследованную от прошлого, более или менее отдаленного, и не соответствующую в той или иной мере нуждам современного производства, в какой-то степени препятствующую достижению дгаксимальной эффективности в коллективной экономической жизни.

Хотя вера в удачу и выступает основанием склонности к азартным пграм, она не единственный элемент, пз которого складывается привычка держать пари. Заключение пари по поводу исхода состязаний в силе и ловкости происходит но более отдаленным мотивам, без которых вера в удачу едва ли стала бы занимать господствующее ноложе-пне как яркая черта спортивной жизпн. Таким более отдаленным мотивом является желание победы, предвкушаемой самим участником состязания или болельщиком тон пли ипой стороны, желание добиться превосходства ценой проигрыша противника. Мало того, что пропорционально размеру денежного выигрыша или проигрыша победа одной стороны оказывается более блистательной, а поражение другой стороны - более тяжелым и унизительным; хотя уже это является существенно важным обстоятельством. Пари заключается и еще с одной целью (это не выражается в словах и не признается даже in petto - в душе) - увеличить шансы на успех того участника состязания, на которого делается ставка. При этом предполагается, что вложенные деньги и озабоченность болельщика не могут не влпять на исход состязания. Здесь наблюдается особенное проявление инстинкта мастерства вместе с еще более ярко выраженным чувством уверенности, что умилостивление и подкрепление эмоциональными и материальными стимулами присущего-де событиям предрасположения не могут не принести победного результата нужной стороне. Склонность к заключению пари, выражаясь в поддержке фаворита в любом состязании, носит, бесспорно, хищнический характер. Вера в удачу выступает в парп как фактор, способствующий проявлению собственно хищнического побуждения. Можно сказать, что в той мере, в какой вера в удачу находит выражение в заключении нари, она должна считаться составной частью характера хищнического тина. Эта вера, но тем элементам, из которых она складывается, является архаической привычкой и относится фактически к ранним свойствам человеческого характера в его недифференцированном виде; но когда эта вера становится фактором хищнического соперничества и, таким образом, происходит ее обособление в виде привычки к азартным играм, то в такой более развитой и особенной форме ее нужно отнести к разряду черт характера варвара.

Вера в удачу является представлением о причинной обусловлеппости случайного в последовательности явлений. На экономической эффективности всякой общности, в ко-

торой эта вера в различных ее видоизменениях и проявлениях находит достаточно широкое расиространение, она сказывается весьма серьезным образом. Ее влияние настолько велико, что дает основание для более подробного обсуждения происхождения этой веры, ее содержания, а также ее проявления в функционировании экономической системы; этим оправдывается и обсуждение той роли, которую играет праздный класс в ее сохранении, дифференциации и распространении. В том развитом, совокупном виде, в котором она наиболее легко обнаруживается у варвара на хищнической стадии развития культуры или в спортивном темпераменте у представителей современных общностей, эта вера включает в себя по меньшей мере два различных элемента, которые нужно рассматривать как две стороны в принципе одного и того же образа мысли либо как один и тот же психологический фактор на двух последовательных этапах его эволюции. Тот факт, что эти два элемента появляются последовательно на одной линии развития, не препятствует их сосуществованию в образе мышления какого-либо индивида. Па более примитивной стадии (или более архаичной формой) выступает зарождающаяся анимистическая вера, или анимистическое иредставление о предметах и отношениях между ними, когда предмету или явлению приписываются квазиличностные свойства. Для древнего человека квазиличностной особенностью обладают все предметы и явления в его окружении, которые имеют какое-либо очевидное или кажущееся влияние на его жизнь. Они, как нреднолагается, обладают волей или, скорее, склонностями, которые входят в совокупность причин и каким-то загадочным образом влияют на исход событий. Вера человека, обладающего спортивным темпераментом, в удачу и случай - т. е. в причинную обусловленность случайного - является слабо выраженным или рудиментарным анимистическим чувством. Это чувство распространяется на предметы и ситуации зачастую весьма неопределенным образом; однако обычно оно так или иначе связано с представлением о возможности умилостивить или обмануть хитростью и лестью, либо же помешать раскрыться склонностям, якобы присущим тем вещам, которые составляют реквизит, набор принадлежностей любого состязания, исход которого решают ловкость и случай. Мало кто из увлекающихся спортом людей пе имеет обыкновения носить амулеты, или талисманы, в которых, дескать, и заключается какая-то сила. И не меньше находится та-

ких людей, которые опасаются «дурного глаза», способного «сглазить» как участников, так и реквизит того или иного состязания, являющегося поводом для заключения нарн; многие полагают, что факт их поддержки конкретного участника или какой-либо из сторон, занятых в состязании, должен делать и действительно делает эту сторону сильнее; талисман для многих людей значит нечто большее, чем/ просто безделушка.

В своей простой форме вера в удачу есть инстинктивное ощущение какой-то загадочной телеологической «склонности», свойственной предметам и ситуациям. Вещи или события наделяются «предрасположением» к определенному исходу, понимается ли этот исход (или конечная цель последовательности событий) как случайный или как преднамеренно преследуемый. От этого простого анимизма вера в удачу постепенно переходит в другую, производную от первой форму или стадию, упоминавшуюся выше, - в более или менее оформившуюся веру в загадочную сверхъестественную силу. Эта сила оказывает свое действие через посредство видимых предметов, с которыми она ассоциируется в сознании, хотя и ие отождествляется с их материальной сущностью. Термин «сверхъестественная сила» употребляется здесь без каких-либо намеков на природу силы, которая так называется. Это лишь дальнейшее развитие анимистической веры. Сверхъестественная сила не обязательно понимается как в полном смысле слова сила, производящая какое-либо действие, тем не менее это - сила, наделенная неотъемлемым свойством личности в той мере, чтобы несколько произвольно влиять на результат любого иредириятия и, в частности, любого состязания. Вездесущая вера в hamingia или gipta, придающая столько колорита исландским сагам и вообще ранним сказаниям германского фольклора, является примером такого понимания предрасположенности хода событий.

В таком выражении или в иной форме веры эта иред-расиоложенность едва ли будет нерсонифицированной, хотя ей в той или иной мере приписывается отдельное бытие; она наделяется личностными свойствами и уступает, как это иногда понимается, определенным обстоятельствам - обычно духовного или сверхъестественного характера. Широко известным и поразительным примером такой веры - на довольно продвинутой стадии дифференциации, когда происходит олицетворение сверхъестественного объекта, к которому обращаются за помощью, - является решение

спора в личном поединке. При этом всегда считалось, что сверхъестественный агент действовал по заявке, играл роль судьи, определял результат борьбы и выносил решение, исходя из такого особо оговоренного критерия, как равенство или законность претензий каждого из участников поединка. Похожее понимание загадочной, но духовно необходимой «склонности», приписываемой вещам, все еще прослеживается как незаметный элемент распространенной в людях веры - ее обнаруживает, например, общепризнанный прин-цин «трижды вооружен тот, на чьей стороне справедливость», - принцип, который сохраняет свое значение для обыкновенной не слишком задумывающейся личности даже в современных цивплизованпых общностях. Сохранившееся воспоминание о вере в hamingia, или в промысел невидимой десницы, прослеживается в факте принятия данного принципа, но является слабым и, пожалуй, неопределенным; во всяком случае, она, по-вцдимому, смешивается с другими психологическими моментами, не являющимися ио своему характеру анимистическими.

Помня о цели данного рассмотрения, необходимо более пристально вглядеться в тот психологический процесс, или этнологическую родословную, по которой последнее из двух понимании иредрасположенности хода событий происходит из первого. Этот вопрос может быть очень важен для социальной психологии или теории эволюции верований и религиозных обрядов. Также может иметь иринциниальное значено то, связаны ли вообще эти два понимания как последовательные формы в развитии одних и тех же иредставлений. О существовании таких проблем здесь говорится лишь затем, чтобы отметить, что предмет настоящего обсуждения лежит в другой плоскости. В том же, что касается экономической теории, эти две формы веры в удачу, или в имеющуюся у вещей экстракаузальную тенденцию или иредрасиоложенность, ио существу, носят одинаковый характер. Они имеют экономическое значение как элементы образа мысли, сказывающиеся на привычных взглядах индивида на те явления и их свойства, с которыми он вступает в контакт, и сказывающиеся тем самым на снособности индивида служить целям производства. Сле-довательпо, независимо от каких-либо вопросов, связанных с красотой, достоинством или благотворностью любой анимистической веры, остается уместным обсуждение ее экономического значения в плане полезности индивида как экономического и, в частности, производственного фактора.