высоко ценится прежде всего благодаря той доброй славе, которую приносит его демонстративное потребление.

К вопросу о значении денежной благопристойности в научной атмосфере или в стремлении к знаниям мы вернемся несколько более подробно в отдельной главе. Нет также особой необходимости останавливаться здесь на представлении о достоинствах, которыми в этой связи наделяется благочестие или ритуал. Эта тема также будет появляться среди прочих в одной из иоследуюгцих глав. Тем не менее практика престижного расходования играет немалую роль в формировании массовых представлений о лом, что правильно и похвально в вопросах свя1ценнослу-жения, а следовательно, здесь можно разъяснить, как принцип демонстративного расточительства проявляется в некоторых банальных обрядах благочестия и в связанном с ними самодовольстве.

Очевидно, что каноном демонстративного расточительства в значительной части можно объяснить то, что может •быть названо «благочестивым потреблением», например потребление священных здании, церковных облачений и других материальных ценностей того же рода. Даже в тех современных культах, божествам которых приписывается пристрастие к нерукотворным храмам, священные строения и другая культовая собственность строятся и отделываются с известным расчетом на престижный уровень расточительных расходов. И нужно лишь немного наблюдения или интроспекции - подойдет и то, и другое, - чтобы убедиться, что дорогостоящая роскошь храма оказывает возвышающее и смягчающее действие па душевный настрои молящихся. Если мы задумываемся над ощу1цением глубокого стыда, которое вызывает у всех очевидцев всякое свидетельство бедности или запущенности в священном храме, это послужит в подкрепление того же факта. Аксессуары для отправления всякого обряда благочестия должны быть безупречными в денежном отношении. Это требование является настоятельным, как бы ни были полезны эти аксессуары в эстетическом или ином отношении.

Может быть, уместно также заметить, что во всякой •общности, особенно в районах, где норма денежной благопристойности для жилищ невысока, местное святилище лучше украшено, демонстративно расточительнее по своей архитектуре и убранству, нежели жилые дома прихо-л<ан. Это справедливо в отношении почти всех вероиспове-

даний и культов, христианских ли, языческих ли, но в особой мере это справедливо в отношении более старых и более зрелых религис{зных обрядов. В го нее время священный храм обычно никак не способствует созданию физического удобства для паствы. В самом деле, священное строение не только лишь в незначительной степенн служит физическому благополучию прихожан по сравнению с их более скромными жилыми домами, но всеми людьми ощущается, что правильный и просвещенный смысл истины, красоты и добра требует, чтобы во всяких расходах на храм демонстративным образом отсутствовало все, что может служить удобству ирихожанина. Если какой-либо элемент удобства допускается в обстановке храма, он должен быть но крайней мере тщательно скрыт и замаскирован под показную строгость. В наиболее почтенных современных церквях, где не делается никаких расходов, принцип строгости осуществляется вплоть до превращения обстановки храма, особенно с виду, в средство «умерщвления илоти». Среди лиц с изысканным вкусом в деле «благочестивого потребления» мало у кого этот аскетически-расточительный дискомфорт не вызывает своим внутренним содержанием чувства справедливости и добра. «Благочестивое потребление» носит характер подставного потребления. Такой канон благочестивой строгости основывается на денежной почетности демонстративно расточительного потребления, опираясь на то правило, что подставное потребление не долншо способствовать удобству подставного потребителя.

Что-то от этой суровости есть в святилище и его обстановке во всех культах, где святой или божество, к которому имеет отношение храм, как понимается, в нем не присутствует и сам не пользуется имуществом .храма в соответствии с приписываемым ему вкусом к роскоши. Несколько иной характер в этом отношении носят священные атрибуты в тех культах, где приписываемый божеству образ жизни приближается к образу жизни земного патриархального властелина- где оно, как представляется, лично пользуется этими годными к потреблению материальными ценностями. В этом последнем случае виду святилища и его обстановке в большей мере придается стиль имущества, которое предназначается для демонстративного потребления мирским хозяином или владельцем. С другой стороны, там, где предметы священ-нослужения используются просто при служении божест-

азу, т. е. там, где они потребляются подставным образом «го слугами, там священное имущество приобретает характер, который подобает иметь предметам, предиазначеи-ным исключительно для подставного потребления.

В последнем случае святилище и аппарат священно-служеиия замыслены так, чтобы не увеличивать комфорта или не способствовать полноте проявления жпзни иод-ставного потребителя или, во всяком случае, чтобы не создавалось впечатление, что целью их нотребления является удобство потребителя. Ибо назначение подставного потребления - способствовать не полноте проявления жизни потребителя, а повышению денежной репутации хозяина, в интересах которого имеет место потребление. Поэтому церковные облачения, как известно, дорогостоящи, богаты украшенпями и неудобны; а в культах, где приближенный «божеству священнослужитель, как представляется, не разделяет имущественных прав господина, подобно, скажем, супруге, они имеют строгий и неудобный покрой. И такими, как ощущается, они и должны быть.

Принцип расточения вторгается в сферу действия канонов ритуальной службы не только тем, что устанавливает высокий уровень приличествующих расходов. Он затрагивает как средства, так и способы и подстрекает как на подставное потребление, так и на подставную праздность. Манера поведения духовенства в ее лучшем впде - это отстраненная, медлительная, мехаипческая манера держаться, ие оскверненная намеками на чувственное удовольствие. Это сохраняет свою справедливость S различной, конечно, стеиени по отношению к различным религиозным обрядам и вероисноведанпям; а в жизни духовенства все.х антропоморфных культов видны яркие следы подставного нотребления времени.

Тот же самый канон подставной праздности явно присутствует и во внепших деталях обрядовых церемоний, и на него нужно только указать, чтобы он стал очевиден для всякого наблюдателя. У всех ритуалов есть заметная тенденция превращаться в повторение догматов. Такое развитие догмата наиболее заметно в более зрелых культах, духовенство которых в то же время носит более строгие, богаче украшенные наряды и ведет более аскетический образ жизни; однако его можно увидеть также в формах и способах поклонения более современных, не так давно возникших сект, где вкусы менее требовательны в отно-шенпи священников, пх одеяний и святилищ. Повторение

.службы (слово «служба» несет намек, имеющий значение для рассматриваемого вопроса) становится более механическим но мере того, как религиозный обряд становится старше и получает большее распространение, и такая механичность повторения ирпятна лицу, имеющему хороший вкус в обрядах благочестия. И далеко не случайно, ибо тот факт, что она носит механическпй характер, явно говорит за то, что господин, для которого она исполняет-•ся, вознесен выше заурядной потребности в денствигель-Ео доставляющей пользу или выгоду службе со стороны его слуг. Они являются не приносящими прибыли слугами, и в том, что они остаются неприбыльными, подразумевается почтенность их хозяина. Нет надобности останавливать внимание читателя иа близкой аналогии, суще-•ствующей между должностью священнослужителя и должностью ливрейного лакея. Нам с нашим представлением о том, что в этих вопросах является надлежащим, в очевидной механичности службы в обоих случаях доставляет удовольствие осознавать, что она есть лишь исполнение проформы. При исполнении священнических ч)ункций не следует выказывать никакого проворства пли умелой манипуляции - ничего такого, что могло бы наводить на мысль о способности быстро справиться с работой.

Во всем этом угадывается, конечно, намек на темперамент, вкусы, наклонности п образ жизнп, приписываемые божеству богомольцами, живущими в условиях традиционных денежных канонов почтенности. Понятия богомольцев о божестве и об отношенпи, в котором находится к нему человеческий субъект, приняли окраску принципа демонстративной расточительности, пронизывающего образ мышления людей. Конечно, эта лакировка денежной расточительностью очевиднее в наиболее наивных религиозных обрядах, однако заметна она повсюду. Все народы, на какой бы стадии развития культуры они ни находились или как бы они ни были просвещены, вынуждены восполнять довольно скудные сведения относительно личности их божеств и привычного для тех окружения. Прибегая для этого к помощи воображения, чтобы заполхшть и украсить картину внешнего вида и образа жпзни божества, они привычным образом наделяют его такими чертами, которые составляют их пдеал достойного человека. И в стремлении к общению с божеством способы и средства привлечь его внимание как можно ближе уподобля-

ются тому божественному идеалу, который на данное время присутствует в умах людей. Для того чтобы показаться перед лицом божества наиболее пристойным образом и снискать его благосклонность, нужно, как предполагается, действовать по определенной общепринятой системе, в сопровождении известных материальных обстоятельств, которые но общему пониманию особенно сообразны с природой божества. Этот всеми принимаемый идеал поведения и атрибутов, соответствующих таким моментам причащения, безусловно, в изрядной степени формируется общим представлением о том, что является по существу достойным и красивым в окружении человека и как следует себя держать всякий раз, когда представляется случай для возвышенного общения. В силу этого было бы заблуждением пытаться анализировать благочестивую манеру поведения, прямо и без обиняков объясняя все случаи, свидетельствующие о наличии денежного критерия почтенности, все тон же лежащей в их основании нормой денежного соперничества. Поэтому было бы также заблуждением приписывать божеству, как это мыслится в народе, ревнивую заботу о его денежном по.яожении и привычку избегать убогие места, презирая нищенскую обстановку, просто по той причине, что они некачественны в денежном отношении.

И все же, приняв все во внимание, мы видим, что каноны денежной почтенности действительно существенно влияют, прямо или косвенно, как на наши представления об атрибутах божества, так и на наши понятия о том, как и ири каких обстоятельствах подобает принимать святое причастие. Считается, что у божества должен быть особенно размеренный и праздно-безмятежный образ жизни. И в каких бы поэтических образах, в назидание, либо взывая к благочестивой фантазии, ни рисовалось небесное местожительство, автор образного описания как само собой разумеющееся вызывает в воображении слушателей престол, изобилующий знаками богатства и власти и окруженный многочисленными слугами. В таких обычного рода представлениях небесных поселений функцией этого корпуса слуг является подставная праздность, а их время и силы в значительной мере занимает непроизводительная процедура, ири которой опять и опять перечисляются похвальные свойства и подвиги божества; второй же план представления наполняется мерцанием драгоценных ме-тал.чов и наиболее дорогих драгоценных камней. Столь

сильное вторжение денежных канонов в идеалты благочестия ироисходит лишь при наиболее грубых проявлениях благочестивого воображения. Подобный случай имеет место в благочестивых йредставлениях негритянского насе-.ления южных штатов. Там художники слова не в состоянии снизойти до чего-нибудь более дешевого, чем золото, так что в этом случае настоятельное требование денежной красоты дает потрясающий цветовой эффект желтого, эффект, который был бы невыносим для более взыскательного вкуса. Вероятно, все же в любом культе идеалы ритуальной сообразности, которыми руководствуются люди в своих представлениях об уместности тех или иных атрибутов священнослужения, дополняются денежным крите-ppiOM достоинств.

Подобным образом ощущается - и это ощущение является руководством к действию, - что священнослужители, приближенные божеству, не должны участвовать в производительном труде; что никакого рода работа - никакое занятие, которое приносит ощутимую пользу людям, - не должно выполняться в присутствии божества пли в пределах окружающей храм территории; что всякий предстающий перед лицом божества должен входить в храм очищенным от всех мирских черт в одежде и внешности, свидетельствующих о его занятости в производстве, должен входить облаченным в наряды более дорогостоящие, чем его повседневные платья; что в праздники, отводимые для восславления божества или для причастия, никакая работа, полезная обществу, не должна выполняться никем. Даже более далекие от бога мирские вассалы должны платить дань в размере одного дня подставной праздности в неделю.

Во всех таких проявлениях свойственного людям представления о том, что является должным и уместным ири соблюдении обрядов благочестия и в описаниях божества, достаточно заметно действенное присутствие канонов денежной ночтенности независимо от того, непосредственно ли эти каноны оказали свое влияние на благочестивое суждение в данном отношении или опосредованно.

Каноны денежной почтенности Ьказали аналогичное, однако более далеко идущее и поддающееся более точному определению влияние на распространенное в народе чувство красоты или полезности в пригодных для потребления вещах. Необходимое условие денежной благопристойности в весьма ощутимой мере повлияло на представ-