плавающих валют выталкивали на международные рынки денег и капиталов огромные спекулятивные средства. Этот процесс мог лишь усилить состояние общей нестабильности мировой экономики.

Политика финансирования долговременного экономического роста за счет бюджетного дефицита приводила к схожим последствиям. Насколько долго рост вызывал увеличение общественных расходов, настолько бюджетный дефицит прежних лет мог быть покрыт. Однако независимо от качества планирования, некоторые обстоятельства препятствовали экономическому росту. Замедление или его остановление приводили к аккумулированию прежних дефицитов, что развязьшало инфляционную спираль. Экономические реалии 70-х годов дают множество примеров развития подобной ситуации. В этих условиях правительство было вьшуждено прибегнуть к строгим мерам дефляционной политики, прежде всего к прекращению дефицитного финансирования. Это была антициклическая стратегия, ставившая целью воспрепятствовать перегреву экономики. Политика долговременного роста оказалась принесенной в жертву интересам настоящего момента. Инфляция породила феномен несовместимости между полной занятостью и долговременным экономическим ростом: таким образом, кейнсианские рецепты, государственное планирование и система смешанной экономики были дискредитированы.

Позиции последней оказались подорванными и в области социального и материального благополучия. Конечно, после войны размер дохода на душу населения в западных государствах заметно увеличился и затронул абсолютное большинство населения этих стран. Однако проблема бедности по-прежнему не была решена. Это проявлялось в неравенстве доходов и собственности*. Исследования показывают, что механизм трансфертных платежей со стороны государства в большей степени отвечал интересам обладателей средних доходов, нежели бедных слоев общества. Социологические же исследования показали, что рост материального благополучия не уменьшает и тем более ие устраняет социальных трений между различными категориями общества. Увеличение доходов измерялось не столько в абсолютном масштабе, сколько в зависимости от их роста в других категориях. Общее же повышение благосостояния не способствовало ослаблению социальной напряженности. Помимо этого, смешанная экономика, ориентируясь иа внутренний экономический рост и благосостояние населения собственного государства, вызвала усиление неравенства доходов и богатства в мировом масштабе". Жестокая эксплуатация (временами принимавшая дикие формы) запасов сырья и рынка дешевой рабочей силы в некоторых странах вызьшала чувство обмана и горечи.

Эти недостатки смешанной экономики в области материального благополучия были усилены инфляцией. Некоторые круги смогли даже извлечь прибыль в процессе повышения цен, но большинство пострадало от этого. В условиях нулевого роста улучшение позиций одних людей было возможно лишь за счет ухудшения положения других. Именно это обстоятельство стало главной причиной нарушения социального консенсуса, на который опиралась "экономика согласия", и в конечном итоге привело к крушению новых инициатив, предпринятых в 70-х годах. Проблема перераспределения доходов встала вновь в повестку дня со всей своей остротой. Если необходимым было продолжение наращивания инвестиций, несмотря на угрозу ожидаемого нулевого роста, какая из социальных групп должна была согласиться на уменьшение своих доходов? Этот вопрос приводил к возникновению конфликта между различными общественными слоями и расшатьшал основание "экономики согласия". Это вновь вызывало полемику по вопросу о классовой борьбе и напряженность социальных отношений. Число забастовок и прочих социальных конфликтов резко возросло. Они перерастали в противостояние на национальном уровне между профсоюзами, с одной стороны, и правительством или нанимателями рабочей силы - с другой.

в основе неудач смешанной экономики лежали также причины технического характера. Попытки гармонизировать процесс консультаций, вводя объективные критерии, в частности усредненный показатель повышения производительности, не всегда имели успех. Дело в том, что последнее трудно было "вычислить". Здесь уже вступал в действие психологический эффект, вытекающий из наличия более высокого, чем средний, уровня оплаты труда в быстроразвивающихся отраслях экономики, характеризуемых быстрым технологическим прогрессом и высокой производительностью, которые играли роль авангарда". Как бы там ни было, с конца 70-х годов правительства разных стран в целях уменьшения инфляции стремились затормозить рост заработной платы в тех отраслях, где производительность труда росла слишком медленно. Эта же причина побудила правительства сократить общественные расходы с середины 70-х годов. Большинство из них было убеждено в том, что система социальной защиты развивалась слишком быстрыми темпами в предыдущие десятилетия. Стагнация экономики должна быть выразиться в сокращении государственных расходов, которые не могли быть компенсированы за счет повышения прямых налогов. Утяжеление налогового бремени должно отрицательно сказаться иа накоплении и инвестициях, в то время как их необходимо было поощрять, чтобы вывести экономику из состояния летаргии.

Некоторые государства, среди которых ФРГ, Швеция, Великобритания, США и Бельгия, приняли меры по сокращению государственных расходов на общественные службы и социальную защиту, а также способствующие росту удельного веса прибьшей в национальном доходе. Помимо этого, в рамках "политики доходов" рабочие и служащие выиграли от облегчения налогового гнета взамен смягчения требований профсоюзов о повышении заработной платы. Эти налоговые уступки вызвали новую волну сокращения государственных расходов на поддержание общественного благосостояния, что в конечном итоге подрывало основы экономики согласия2.

Основы смешанной экономики были ослаблены также нараставшей критикой политики экономического роста. Уже очень рано экономисты и социологи стали предостерегать против опасностей общества потребления. Так, значительное влияние иа формирование общественного мнения оказало опубликованное в 1950 г. исследование Дэвида Райсмана "Одинокая толпа"". В изданной в 1958 г. книге "Общество изобилия"", Джои Кеннет Гэлбрейт разоблачил приемы крупных компаний, которыми те манипулируют рыночным спросом потребителей, используя шумные рекламные кампании ("создание потребностей"). Ои, в частности, указал иа опасность риска, который несет сосуществование "ветхого" государственного сектора и бурно развивающихся отраслей экономики, контролируемых частным капиталом.

Расширение массового снабжения мало-помалу предовратило угрозу нарушения социального равновесия, ио этого было недостаточно для прекращения критики. Даниэл Белл и Ирвинг Кристол раскрыли противоречия культурного порядка, которые таила в себе концепция экономического роста*. Со стороны предложения смешанная экономика опиралась в конечном итоге на принципы протестантской этики с ее рвением к труду, скромностью, готовностью самопожертвования и самообладанием. Со стороны спроса она же ориентировалась на принципы массового потребления, суть которого определялась такими понятиями, как экстравагантность, фривольность, первоочередность свободного времяпрепровождения, меньшая затрата усилий, чувственность и сексуальность. Для упомянутых авторов эти силы не могли долго сочетаться. В Великобритании Мишаи (E.J. Mishan) в качестве определяющего фактора рассматривал несовместимость развитой технологической цивилизации с инстинктивными требованиями человечества". В период своего пребьшания на посту президента Мирового банка Роберт Макнамара (Robert Мс Namara) старался в 70-х годах не превращать размеры ВНП в центральный

момент политики развития и подчеркивал важность других показателей помимо физического производства и материального благосостояния.

В крестовом походе против экономического роста участвовали также движения революционного характера, породившие "новых левых". Первая реакция проявилась в форме контркультуры (сначала битников, а затем и хиппи). Это движение, имевшее большой успех в американских университетах, привело к студенческим бунтам 60-х годов. Затем оно распространилось на страны Европы и достигло своего апогея в мятежах, ареной которых стал Париж в мае 1968 г. По сути эти волнения по обе стороны Атлантики представляли собой протест против американской модели общества потребления. В США огромную роль сыграл также "вьетнамский синдром". В европейских странах существенным э.лементом этой компании являлся антиамериканизм, с явным оттенком национализма. Студенты в то же время отвергали и марксистскую доктрину с авторитарной системой государства, воплощенной в Советском Союзе. Они отказывали в праве последнего на роль лидера в процессе грядущих радикальных перемен, заложив, таким образом, основы новой левой идеологии.

Наибольший вклад в ее создание внесли теоретики Института социологических исследований во Франкфурте-на-МайнеЗ*. В своей критике современного общества представители франкфуртской школы отказьшались от принципов исторического материализма Маркса, полагая, что конфликт, развивающийся в рамках современной смешанной экономики, порожден причинами, скорее культурного, нежели материального порядка. Сторонники этой школы признавали, что в действительности еще до того, как создать государство-покровителя, смешанная экономика уже достигла стадии технической цивилизации, которая в социалистических странах должна была в конечном итоге привести к идеальному обществу. Но эта техническая цивилизация благосостояния имела очень слабый, если не нулевой, "освободительный" потенциал. Скорее, она вела к большему отчуждению, чем освобождению. Более того, полностью интегрируя рабочий класс в систему своих ценностей, техническая цивилизация вела к исчезновению традиционной опоры революций. Наконец, все это способствовало появлению интеллектуальной элиты, которая благодаря сотрудничеству между бюрократическим аппаратом государства и представителями техноструктуры крупных предприятий, оказьшалась в состоянии навязьшать и укреплять собственную власть. Модели социалистической экономики также подверглись критике как социального, так и культурного характера, в особенности по поводу становившихся все менее четкими различий между обществом и государством и вытекающих из этого отчуждения и манипулирования. Герберт Маркузе (Herbert Marcuse) применил эти соображения в исследовании о США, а Юрген Хабермас - о ФРГ*". Аналогичные идеи развивал во Франции Луи Альтюссер". Все трое имели огромное количество подражаний. Общим положением этих работ было убеждение в том, что положение масс может улучшиться лишь благодаря радикальным и революционным действиям, ведущимися группами меньшинств. Восстания студентов в течение 60-х годов, не принесли тем не менее каких-либо ощутимых плодов. Это поражение не привело, однако, к полному исчезновению идеологии "новой левой". Напротив, движение углубило свой анализ и приняло на вооружение более реформистские концепции, призванные внести свежие веяния в развитие смешанной экономики.

Третья группу критиков смешанной экономики и вытекающей из нее политики роста составляли представители экологического движения. Желание защитить окружающую среду и бережно использовать природные ресурсы не являлось свежей идеей: этот принцип действовал уже на протяжении всего XIX в. и даже несколько раньше. Однако послевоенная стратегия экономического роста породила беспрецедентное по своим масштабам экологическое движение. Особое внимание после взрьша первой атомной бомбы в Хиросиме было привлечено к возможным