пективе это также способствовало ослаблению влияния Центрального бюро планирования на деятельность крупных предприятий.

Малые индустриальные государства, которые строили свою экономику на централизованном согласии, также были вынуждены в 70-х годах запустить в обратную сторону машину долговременного планирования. Сильные потрясения испытала шведская модель, служившая образцом для всего мира. В момент всеобщей забастовки в мае 1980 г. говорили даже о том, что она потеряла свою полезность.

Социальный консенсус и концепция классового сотрудничества, на которые опиралось в Швеции централизованное регулирование интересов, дали трещины в период крупных забастовок в 1969-1970 гг. в угледобывающей отрасли. Эти забастовки были направлены против принципа проведения ежегодных переговоров по определению величины заработной платы на национальном уровне. Ее участники считали, что консультативная система слишком закостенела: забюрократизированные профсоюзы свели процесс централизованного согласия к чисто технической дискуссии между элитой из стареющих профсоюзных лидеров и верхушкой социал-демократической партии, с одной стороны, а также представителями предприятий -с другой. Эта формула исключала из дискуссии основных работников и молодое поколение. Попытки же усилить участие трдящихся уже не смогли смягчить их озлобление. Обязательство каждого предприятия ввести двух представителей работников в свой административный совет не предотвратило жесткой критики по поводу бюрократизации профсоюзов, так как на этих местах часто оказывались представители той же элиты. Закон 1976 г., лишая нанимателей исключительных прав по найму или увольнению рабочих (вопрос подлежал тщательному изучению представителями последних в административных советах предприятий), не смог улучшить сложившуюся ситуацию. Критике опять-таки подвергалось то, что лишь руководители профсоюзов имели право слова.

Ухудшение конъюнктуры в 70-х годах принесло новые проблемы в функционирование шведской модели. В области социального благосостояния Швеция занимала первое место в мире. Это достигалось за счет неимоверно высоких налогов. Экономическая рецессия привела к снижению отдачи этого источника финансирования. Внешние займы и политика бюджетного дефицита несколько смягчили ситуацию, но в то же время привели к росту инфляции и трудностям с платежным балансом. Таким образом, переговоры по заработной плате проходили в трудной атмосфере. В результате инфляционных процессов оказались под угрозой и позиции промышленности Швеции на мировом рьшке, традиционно зависящей от него. Позиции нанимателей рабочей силы ужесточились. Произошедшее же в 1978-1979 гг. повышение цен на нефть сделали предпринимателей еще жестче. В результате в мае 1980 г. переговоры о заработной плате были прерваны, что привело к катастрофической по своим последствиям забастовке, упомянутой выше.

Трудности с платежным балансом также нарушили функционирование планирования распределения рабочей силы (manpower planning) - инструмент, который шведское правительство использовало при проведении структурной политики. Масштаб рецессии и рост безработицы не позволяли уже проводить такую политику, которая могла бы перестроить рьшок рабочей силы и внестл необходимое регулирование экономики. Программ, разработанных правительстром цря переориентации средне- и долгосрочных инвестиций в новые отрасли п >омь шленности с высоким уровнем производительности труда, оказалось недостаточнс. Абсолютно необходимым было улучшение состояния мировой экономики. Борьба с инфляцией, которая никогда ранее не составляла стержень правительственной политики, превратилась в предмет особого внимания. Таким образом, в 70-х годах Швеция тоже повернулась к монетаристской экономической политике, принеся в жертву решению текущих задач интересы долгосрочного планирования.

в других малых европейских государствах эти же факторы дали о себе знать. В экономическом плане от экспорта своей продукции особенно зависели Бельгия, Голландия и Дания. В первой он составлял более 50% от ВНП. Сокращение торговли в рамках ОЭСР, вызванное экономическими трудностями 70-х годов, привело эти государства к повсеместному отказу от стратегии долгосрочного планирования в пользу решения злободневных проблем. Их тесные связи с немецкой маркой заставляли явно или опосредованно следовать за антиинфляционной политикой в духе монетаризма, проводимой западногерманским правительством. Такая стратегия в большей степени ориентировалась на принятие кратносрочных решений в ущерб долгосрочной политике. К тому же из-за значительного влияния, которое в некоторых отраслях экономики этих стран имели ТНК, значение государственного планирования уменьшалось. В период кризиса крупные компании предпочитали проводить свою собственную транснациональную стратегию, освобождаясь от контроля со стороны своих правительств. Наконец, регионализация процесса принятия политических и экономических решений - движение, которое приняло внушительный размах в некоторых странах, например в Бельгии, также ослабило влияние централизованного планирования.

Процесс централизованного согласования, игравший ключевую роль в системе смешанной экономики малых индустриальных стран Запада, пришел в упадок не только в Швеции но также в Голландии, Бельгии и Дании, где в 70-х годах умножилось количество забастовок и занятий заводов. Трудяпщеся выступали против политики ограничения доходов, которую правительства в рамках системы социального партнерства пытались сделать осью своей антиинфляционной монетаристской стратегии. Профсоюзы, чтобы не изменить своей основе, были вьшуждены повернуться спиной к экономике согласия и занять более агрессивные позихщи.

В качестве резюме можно сказать, что модели смешанной экономики в различных странах в послевоенный период проявили тенденцию к сближению. Те страны, которые первоначально ориентировались на неолиберальную стратегию, в определенный момент обратили возрастающее внимание на долгосрочное планирование, но этот энтузиазм быстро уступил место прагматической краткосрочной политике. Государства же, выбравшие неоэтатистскую модель, постепенно отходили от перспектив долгосрочного планирования, чтобы повернуться к краткосрочным антициклическим и антиинфляционным мерам. В малых странах система экономики согласия привела к серьезному конфликту между теми, кто боялся краха государства-покровителя, и теми, кто заботился прежде всего о поддержке позиций на внешних рынках и соответствующей структурной перестройке экспорто-способных отраслей промышленности. В конечном итоге во всех странах модель смешанной экономики породила "прагматический дирижизм" (dirigisme pragmatique). Она все больше опиралась на бюрократические структуры, точные методы и сложные компромиссы между влиятельными группами давления. Стали усиливаться корпоративистские тенденции. Очевидно, что на ход этого процесса повлияло ухудшение общеэкономической конъюнктуры а 70-х годах. Однако нельзя игнорировать и другие, более глубокие причины.

3. БОЛЕЕ ГЛУБОКИЕ ПРИЧИНЫ ЗАТРУДНЕНИЙ СМЕШАННОЙ ЭКОНОМИКИ

Сравнительные исследования показывают, что не существует сильной зависимости между темпами экономического роста, намеченными различными бюро планирования и теми, которые имели место в реальности. Вероятно, влияние планирования на процесс экономического развития не было значительным. Действительные факторы, определявшие ход последнего, имели совсем другое происхождение. Наибольшие значения темпы экономического роста среди государств - членов

ОЭСР приняли в ФРГ, Италии и Японии. Они вовсе не отличались наличием самой развитой системы планирования. Однако все принадлежали к лагерю побежденных в ходе второй мировой войны. По этой причине особую роль в стимулировании экономического роста и модернизации механизма аккумуляции капитала играли здесь процессы реконструкции и восстановления экономики.

Как мы уже убедились, государственное планирование имело на Западе, скорее, индикативную, нежели императивную природу. Самое большее, на что ориентировались рекомендации экономического роста, заключалось в определении развития государственного сектора (хотя чаще всего и этого не случалось). В частном же секторе роль планирования ограничивалась формулировкой общих рекомендаций. Более того, меры стимулирования, принятые для достижения этих целей, имели часто негативные последствия, мешавшие, в конечном итоге успеху государственного планирования. Контроль, который осупествляли власти за кредитной политикой, и селективные методы, применяемые в этой связи, привели к дискриминационной политике, которая способствовала созданию олигополии и других препятствий развития рьшка. С другой стороны, система субвенций и налоговых льгот распространялась на большое количество предприятий. Таким образом, цель, заключавшаяся в поощрении наиболее динамичных предприятий, потеряла свое значение. Определенная законом, который менялся довольно редко, эта система оставалась в силе, даже когда выполнила свои задачи. Непродуманность этих ссуд, субвенций и налоговых льгот отчетливо проявилась в 60-х годах, когда ими захотели воспользоваться ТНК. Попытки государств привлечь эти компании, часто доходили до абсурда, когда после некоторого времени фирма закрьшала свой филиал в одной стране и открывала в другой лишь из-за предоставляемых ей льгот.

Политику экономического роста, проводимую правительствами, раздирали фундаментальные противоречия. Такая политика опиралась на интервенционистские, антициклические подходы, обогащенные моделью Харрода-Домара (Наг-rod-Dommar)2. Кейнсианский подход ориентировался на применение исключительно в рамках одного государства. Между тем после окончания второй мировой войны экономическое развитие приобрело широкий международный размах. В результате наметился структурный конфликт между экономической политикой, ориентированной на внутренние процессы, и интернационализацией экономического роста. ТНК смогли примирить в своей деятельности эти, казалось, непримиримые обстоятельства, но часто это происходило в ущерб власти конкретного государства. Кроме того, главным ориентиром кейнсианской теории была выработка наиболее эффективных решений в период тяжелой депрессии и безработицы. Но она не имела в виду инфляцию.

В послевоенное время кейнсианская стратегия показала себя очень эффективной в период реконструкции, но ее продолжительное использование для обеспечения долговременного роста привело к серьезным диспропорциям. Монетарная политика, ставившая целью увеличение инвестиций и рост спроса, не могла не быть инфляционной по своей сути, так же как и сам спрос на оборудование и потребительские товары мог расти лишь в условиях наличия избыточных ресурсов, прежде всего рабочей силы, сырья и специалистов. В ситуации полной занятости и относительного роста дефицита сырья заработная плата и цены на последнее стали быстро увеличиваться. Освобождение от этого давления путем накачивания в экономику ликвидности вызвало раскручивание инфляционной спирали издержек, ставшей болезненным явлением, справиться с которым было уже практически невозможно. Государства Запада уже в 60-х годах пришли к состоянию полной занятости в своих экономиках. Возникновение же в начале 70-х годов проблемы обеспечения сырьевыми ресурсами ускорило темпы инфляции. В результате оказался под угрозой платежный баланс тех стран, где из-за роста цен на внутреннем рынке шло увеличение импорта. Страх перед девальвацией и ослабление курсов