И хотя некоторые разводы крайне тяжело переносятся детьми, о более общих последствиях, которые имеют для них разводы, известно очень мало. Помимо прочего имеющиеся данные не позволяют выделить эффекты, связанные с разводом и с плохими отнощениями между родителями [см.; Emery, 1982]. Все альтруистичные родители учитывают интересы своих детей, и для них вероятность развода меньше, если от него могут сильно пострадать дети. Даже если мы не будем прини-. мать во внимание конфликты между разведенными родителями при определении того, сколько времени и денег каждый из них - должен тратить на своих детей, альтруистичные родители все же могут решиться на развод, даже когда он наносит ущерб их детям. Родители, не оставляющие наследства, могут идти на развод даже тогда, когда денежный эквивалент издержек, которые ложатся на детей, превосходит денежный эквивалент того вьшгрыша, который получают они сами. Дело в том, что у детей нет надежного способа "дать взятку" своим родителям, чтобы побудить их к сохранению семьи, если они не могут заранее взять на себя обязательства по поддержке родителей в старости или по предоставлению им в будущем иных трансфертов при условии, что те откажутся от развода.

В семьях, оставляющих наследство, ситуация иная. Если развод не меняет степень альтруизма по отношению к детям и влияет только на величину будущих заработков и других рьшочных. активов, то тогда дети могут даже оказаться в вьшгрыше, если их родители решат развестись. Дело в том, что в этом случае родители увеличат объем дарений и наследства, чтобы таким образом компенсировать детям весь ущерб, который был нанесен разводом. Такой вывод следует из "теоремы об испорченном ребенке", обсуждавшейся в [Becker, 1991, ch. 8].

Тем не менее даже когда родители оставляют наследство, дети могут пострадать от развода, если он ведет к сокращению объема потребляемых детьми нерыночных благ. Например, они могут чувствовать себя несчастными после развода, потому что редко видят своих отцов. Родители не могут прямо компенсировать детям то отрицательное воздействие, которое оказывает развод на степень их удовлетворенности жизнью, равно как и на потребление других видов нерыночных благ Действительно, если воздействие разводов на потреб-

ление нерыночных благ сопровождается снижением предельной полезности, извлекаемой детьми из потребления рьшочных благ, разведенные альтруистичные родители уменьшат обьем дарений детям рыночных благ и тем самым еще сильнее ухудшат их положение.

Несколько ранее мы утверждали, что степень альтруизма не является фиксированной величиной и нередко меняется в зависимости от частоты и интенсивности контактов с бенефициариями. В частности, со временем из-за ослабления контактов со своими детьми разведенный отец может становиться менее альтруистичным. Это объясняет, почему многие разведенные отцы прекращают выплаты на содержание своих детей, и еще раз подтверждает наш вывод о том, что положение детей может ухудшиться в результате развода, даже если до него их родители были достаточно альтруистичными и даже если после него они не отказываются от своего намерения оставить детям наследство.

Развод может нанести серьезный ущерб жене, у которой остается много детей и которая не имеет возможности активно заниматься трудовой деятельностью, особенно в случае, когда ее бывший муж нарушает свои финансовые и прочие обязательства по отношению к детям. Это может происходить даже тогда, когда для развода требуется обоюдное согласие, поскольку во многих обществах муж имеет возможность угрозами заставить жену согласиться на развод на неблагоприятных для нее условиях.

Не будет слишком большой натяжкой предположить, что государство во многих случаях регулирует разводы, как бы оговаривая условия эффективных контрактов между мужьями и женами, а также между родителями и детьми, к которым не удается прийти им самим. Такие контракты могут, например, значительно снижать частоту разводов в многодетных семьях, поскольку совокупный ущерб от развода возрастает для детей (и матерей) с увеличением числа детей. Во многих странах разводы были запрещены, когда размер типичной семьи еще был велик. Но даже когда получить разрешение на развод было нелегко, бездетные браки все равно могли расторгаться - они, так сказать, аннулировались. Законодательство о разводах становилось менее строгим по мере снижения рождаемости в XIX в. В последние десятилетия низкий уровень рождаемости и возросшая актив-

Этот вопрос подробно исследуется в [Weiss, Willis, 1985].

Другие причины этого приводятся в [Weiss, Willis. 1985].

12.5

Оптимальная численность населения

Призвав на помощь все наше воображение, мы можем обсудить отношения не только между родителями и родившимися детьми, но и между родителями и потенциальными" детьми. Такой мысленный экс-

перимент открывает новый подход к определению оптимального размера семьи и оптимальной численности населения - области исследований, где ощущается явная нехватка продуктивных основополагающих принципов.

Допустим, что "потенциальный" ребенок может взять на себя обязательство по вьшлате компенсации своим родителям в том случае, если в конце концов он будет рожден. Такой "контракт" будет Парето-улучшающим (при предположении, что рождение не наносит вреда никакой третьей стороне), если ребенок "предпочтет" родиться даже при условии, что ему придется вьшлачивать родителям компенсацию, которая повысит их благосостояние. Поскольку подобные контракты невозможны, некоторые дети могут не родиться даже в ситуации, когда от этого выиграли бы как дети, так и родители. Уровень рождаемости и рост населения оказываются слишком низкими в тех случаях, когда компенсация от неродившихся детей их родителям была бы Парето-улучшающей.

Условие первого порядка для максимизации функции полезности по количеству детей предполагает, что родители должны быть безразличны к небольшому увеличению их числа. Нерожденные дети хотят предложить родителям компенсацию, чтобы склонить их от состояния безразличия к состоянию предпочтения рождения дополнительного ребенка. Все родители независимо от степени их альтруизма, по-видимому, приветствовали бы такую компенсацию, поскольку она снижала бы величину чистых издержек, связанных с дополнительными детьми. Это утверждение верно для родителей, которые не делают дарений и не оставляют детям наследства, поскольку они выиграли бы от поддержки в старости и других видов компенсации от детей.

Удивительным может показаться вывод, что подобная компенсация снижает уровень полезности родителей, которые делают детям дарения и оставляют наследство. На самом деле компенсация от "потенциальных" детей снижает чистый объем дарений им. Но родители не нуждаются в компенсации, чтобы сократить объем дарений,

Критику этой литературы можно найти в [Meade, 1967] и [Friedman, 1981].

НОСТЬ женщин с точки зрения их участия в рабочей силе стимулировали дальнейшую либерализацию разводов, которые стали возможны при отсутствии "вины" со стороны кого-либо из супругов.

Некоторые родители решают расстаться со своими детьми не путем развода, а путем их продажи. Повсеместный запрет на эту практику явно подразумевает, что продажа детей снижает уровень общественной полезности. Молодые незамужние женщины, а также бедные родители, нуждающиеся в деньгах, - вот две группы, вероятность продажи детей у которых выше всего. Некоторые дети, проданные в состоятельные семьи, желающие иметь ребенка, могут почувствовать повышение уровня своего благосостояния по сравнению с той ситуацией, при которой они остались бы со своими родителями. Но даже дети, которые будут сильно страдать от этого, могут быть проданы, поскольку у них нет способа "заплатить" своим родителям за то, чтобы их оставили в семье. Точно так же как запрет на развод может повышать эффективность, поскольку определенные типы контрактов между родителями и детьми неосуществимы, ее повышению может способствовать и запрет на продажу детей. Между тем точка зрения, предлагамая У. Лэндесом и Г. Познером в {Landes, Posner, 1978; см. также; Posner, 1987], согласно которой какое-то ограниченное право на продажу младенцев лучше, чем современная контролируемая система усыновления, может быть верной. Отметим, что субсидии бедным семьям с детьми, которые предоставляются в рамках программы помощи семьям, имеющим на иждивении детей, и дрзтие аналогичные программы позволяют незамужним и бедным матерям оставлять своих детей в семье, а не отдавать их на усыновление.

поскольку при желании они могут сделать это в любой момент. Соответственно семьи, делающие дарения и оставляющие наследство, уже имеют Парето-оптимальное число детей (если не принимать во внимание внешних по отношению к семье эффектов), так что компенсация от нерожденных детей ухудшает положение родителей, а не улучшает его.

Этот, казалось бы, причудливый мысленный эксперимент с нерожденными детьми имеет вполне конкретное приложение. Как мы показали, бедные семьи, в отличие от богатых, с меньшей вероятностью оставляют наследства. Если обязательства от нерожденных детей по выплате компенсации родителям неосуществимы, рождаемость в бедных семьях будет слишком низкой, а в богатых, которые оставляют наследство, - оптимальной. Таким образом, если не принимать во внимание разного рода внешние эффекты, то из нашего подхода следует, что без участия государства совокупный уровень рождаемости оказывается ниже Парето-оптимального.

Вывод о том, что число детей в бедных семьях является недостаточным, может поразить некоторых читателей, поскольку размер бедных семей и так больше, чем богатых. Но высокая рождаемость в бедных семьях обусловливается другими факторами, такими, как выплаты пособий по бедности, субсидии на образование и ограниченность знаний о методах контроля за рождаемостью.

К заключению, что родители, не оставляющие наследств, склонны иметь слишком мало детей, пришли также Томпсон и Ратер [Thompson, Ruther, s.a.], но, похоже, их аргументация в отличие от нашей исходит из недоинвестирования такими семьями в человеческий капитал каждого отдельного ребенка. Этот довод ошибочен, поскольку недоинвестирование способно побуждать такие семьи к рождению слишком большого, а не слишком маленького числа детей. Субоптимальные расходы на ребенка ведут к "искусственному" занижению действительных издержек рождения и воспитания дополнительного ребенка через механизм взаимодействия между спросом на количество и качество детей.

См. исследования в [Becker. Murphy. 1986b] и [Nerlove, Razin. Sadka. 1986].

12.6

Политическая конкуренция между поколениями

Если государственная политика является результатом -конкуренции между группами со специальными интересами, то каким образом эта конкуренция за политические преимущества приводит к такому вмешательству государства в семейные отношения, которое способствует повышению их эффективности? В данном разделе мы наметим возможный ответ на этот вопрос для ситуации, когда родительский альтруизм является значимым фактором.

Политическая конкуренция между взрослыми и детьми вряд ли может проявляться в форме открытой борьбы: дети не принимают участия в голосовании и не имеют средств для создания эффективной политической коалиции, да и недостаточно зрелы для этого. Если бы взрослые использовали свою политическую силу для выпуска облигаций и других долговых обязательств, они могли бы обеспечить себя в старости, продавая эти обязательства следующему, более молодому поколению взрослых. Некоторые экономисты поддерживают идею сбалансированного государственного бюджета и ограничений на вьшуск долговых обязательств с тем, чтобы оградить от подобной эксплуатации детей и следующие за ними еще нерожденные поколения, находящиеся в политически слабой позиции. Этот подход, конечно, не вызывает вопросов, если каждое поколение может отказаться платить по обязательствам, вьшущенньш предыдущими поколениями. Связанные с этим проблемы выходят за рамки настоящей статьи, поэтому мы просто предположим, что отказа от погашения долга не происходит.

Хотя сегодняшние поколения могут эксплуатировать будущие поколения, альтруизм ограничивает их желание так поступать. Действительно, если все родители альтруистичны и оставляют наследство, у нынешних поколений не возникнет желания эксплуатировать будущие поколения. В конце концов, если они захотят сделать это, они